Они стояли на крыше Башни Привидений. Я знаю, о чем вы дальше подумали. Прямо перед ней стоит круглый столик, на нем черные свечи, светящие зеленоватым огнем, кровь вепря, чтобы наши герои жили долго и счастливо. А главная героиня сейчас закатит истерику, что пить она ничего не будет. На что герой пообещает спрыгнуть с крыши. Героиня, ясный перец, испугается и будет умолять незадачливого кавалера остаться. И тут развязка: люк отбрасывает заклинаниями, на крышу выбегает законный парень героини… Стоп, стоп, стоп. Хорошо, согласна, история великолепная, не спорю. Но так было у дяди Димы, что совсем не означает, что так будет у меня. Никаких столиков, свечей и крови. Все чинно и благородно, можно даже реверанс сделать. Что-то чересчур много умных слов получается даже для меня. Но мы, кажется, отвлеклись, а читатель жаждет получить продолжение. Жажди, читатель, жажди, а я утолю твою жажду (тавтология, но правда).
Итак, они стояли на крыше Башни Привидений. Она, одетая в теплый свитер и в его куртку, демонстративно морщила носик, прибавляя, что замерзла. Он же, так любезно пожертвовавший ей эту самую куртки и тем самым оставшийся в одной футболке, отвечал, что она бесится просто так и спокойно может уйти. На что она лишь гневно фыркала, но оставалась.
– Гроттер, а Гроттер, – наконец, сказал он. – Почему ты обладаешь чудесной способностью портить хорошие моменты?
– Я просила не называть меня Гроттер, – мгновенно закипала она. – Я Валялкина и точка. Запомни это, наконец, мой дорогой Топимикробкин.
– А я тебя просил не называть меня Топимикробкиным, Мочисобачкиным и Убейгадюкиным, – мгновенно парировал Денис. – Ты же меня не послушалась, Гроттер?
Да, все их общение и состояло в том, чтобы насолить друг другу. И какая же после этого романтическая обстановка?
– Зачем ты меня сюда позвал? – не выдержав молчания, спрашивает она.
– Разве это так важно? Может, я хочу полюбоваться тобой и звездами. Вы прекрасно дополняете друг друга.
– Ух, ты, поделишься книжечкой, откуда столько красивых слов набрался?
Он лишь разочарованно посмотрел на нее, и Полина прикусила свой бойкий язычок. Ну зачем она так? Зачем снова все испортила? Почему со всеми она добрая и милая, а с ним становится типичной Гроттершой – вечно подкалывает его, пытается довести, унизить… Да, он прав, только с ним она Гроттер.
– Денис… Ты прости меня, ладно? – она впервые говорила ему такие слова. Неудивительно, что в его глазах читалось удивление. Полина подошла к нему ближе.
– Неужели ты начиталась книг по хорошим манерам? – съехидничал Денис. – Я даже удивлен.
Он смотрел в ее глаза, мягкого, василькового цвета. Он тонул в ёё глазах, как в бездонных озерах. Он любил ее? Да. Но он не мог признаться себе в этом. А она? Она тоже не хотела признавать себе, что ее сердце похитил сын бывшего некромага. Да, конечно, вам, моим дорогим читателям, покажется странно, что они любят друг друга? Вообще, ничего странного нет, ведь зеркалу Тантала нужно было где-нибудь да завязать узелок на веревке, что связывала когда-то Ваньку Валялкина и Глеба Бейбарсова, верно? Зеркало всего лишь выбрало их детей.
– Посмотри на звезды.
– Смотрю, – усмехаясь, сказала она.
– Не нужно, – коротко отрезал Денис. – Ты знаешь, что звезды это путеводные нити каждого из нас?
– Ты говоришь слишком умными словами. Мой мозг отказывается их принимать.
– Хорошо, я зайду с другого боку. У каждого из нас есть звезда, которая разгорается все ярче и ярче, приносит удачу своего хозяину. Звезда, кружась на небосклоне, становится в каждое созвездие, и тем самым дает предсказывать будущее. Я нашел свою и твою звезду.
– Звезду? Может, ты хотел сказать, звезды?
– Нет, именно звезду. У нас она одна на двоих.
– И что это значит?
– Это значит, что мы будем вместе, составляя одну великую звезду.
И он ее поцеловал. А нам следует оставить влюбленных героев. А звезды, разгораясь все ярче и ярче, затмевали свет одной маленькой звезды – звезды Полины Валялкиной и Дениса Бейбарсова.

Его настораживал шум в кладовой. Такой неестественный, сменяемый неясными звуками. Глеб встал с кресла, кинул газетку «Последние вести» на диван и, вооружившись старинной вазой, скользнул в коридор. Подойдя к кладовке, Глеб резко дернул дверь на себя, желая застать грабителя врасплох.
– Папа! – воскликнул мальчик лет шести, выглядывающий из ступы. – А почему у нас дома ступа Бабы Яги?
Глеб улыбнулся. Ступа Бабы Яги… До этого мог додуматься только маленький ребенок.
– Это мой сценический реквизит. Я когда-то пробовал работать в театре. Мне же, почему-то, всегда отдавали роли злых сказочных персонажей.
– Круто. Мой папа актер! – воскликнул Денис и продолжил игру в сказочной ступе.
Глеб улыбался, смотря, как его сын взмахивает метелкой, направляя ступу. Бейбарсов мысленно отмечал, что из его сына выйдет отменный драконболист. То, что Денис будет учиться в Тибидохсе, даже не обсуждалось – малыш уже сейчас, не понимая, как, заставлял летать по дому тарелки и ложки.
Сейчас Глеб не мог представить своей жизни без сына. Мальчик стал для него всем – воздухом, опорой. И Глеб вспомнил тот момент жизни, когда мать Дениса пришла к нему…
«– Ты знаешь, а та ночь не прошла даром, – отпивая красное вино, сказала молодая девушка. – Я беременна. Жду деньги, милый.
– Раз беременна, поставь бокал на место, – сухо отрезал Глеб. – Я не хочу больного ребенка.
– А с чего ты вообще взял, что ребенок будет?
– А разве нет?
– Нет. Мне не нужна такая обуза.
– Ее и не будет. Ты походишь с животом девять месяцев, а потом отдашь мне малыша и можешь идти на все четыре стороны.
– Ты наглый, Глеб. Зачем решил отравить себе жизнь этим тараканом?
– Дети цветы жизни, а не тараканы…»
– Пап, а что это? – детский голос вырвал Глеба из воспоминаний. Денис открывал старую папку с рисунками.
– Малыш, не надо, – Глеб пытается забрать у ребенка папку, но поздно. Старые веревки легко поддаются, папка раскрывается, представляя лицо Татьяны Гроттер.
– Папа, а кто это? Мама?
– К сожалению, нет.
Да, действительно, к большому сожалению, это не его мама. А так хотелось…
– Значит, ты еще и художник?
– Еще и художник, – Глеб смеется.
– Ты у меня самый лучший, – малыш обнимает отца, неуклюже роняя все рисунки. Но это не важно. Рисунки можно собрать, а вот любовь сына никогда не будет лишней. Глеб обнимает ребенка и понимает, что его прежняя недоступность, брутальность и прочие атрибуты некромага исчезли окончательно.